Реприза имела успех
Должен вам заметить, уважаемые господа, второго такого отца, как мой папа, в моей жизни больше не было никогда. Более того, это один из двух людей, благодаря которым я появился на свет. И живу (на данный момент) уже 75 лет. Папа был одним из немногих людей, которых называют интеллигентами. Хотелось, чтобы так же обо мне отзывались и мои дети. Но, боюсь (я вообще пугливый человек), что этого не произойдет. А папа… С ним за одним столиком в ресторации Дома актера прекрасно себя чувствовали и Р. Я. Плятт, и М. А. Светлов, и запросто, расцеловавшись, подсаживалась виолончелистка Нина Дорлиак. Не очень себе представляю Нину Дорлиак за одним столиком с Павлом Волей. После поцелуя. Папа был одним из последних конферансье в Советском Союзе, которые целовали дамам ручку и придерживали после себя дверь в метро. Его любили все. (Я не о женщинах.) На эстраде его практически никто не называл по имени-отчеству, для всех он был дядя Федя. С добавлением «наш домашний местком». Все молодые артисты эстрады могли прийти к нему за защитой. Причем не только «разговорники», но и эстрадные певцы, и даже джазмены. К примеру, он грудью защищал Лену Камбурову, Жанну Бичевскую, а когда на одном из худсоветов громили джаз Лаци Олаха, он потребовал рассмотреть на партсобрании персональное дело коммуниста Федора Липскерова, поставившего антисоветскую программу. Испугались! Более того, оплатили и сценарий, и постановку. На его совести – сохранение в живых театра-студии МГУ «Наш дом», кураторство над которым ему доверил какой-то легкомысленный фраер из райкома партии. И так далее, и тому подобное… И ко всему прочему, он был весьма и весьма остроумным человеком. Даже более остроумным, чем его сын… …Который вспомнил всяческие истории, происшедшие с папой, записал их и представляет некоторые вашему вниманию.
1
Году эдак в 36–37-м папа был руководителем агитбригады молодых немецких антифашистов-эмигрантов «Колонна Лингс». Главным там был некий Хельмут Домериус. В 37-м году их, как водится, повязали, как «филиал гитлерюгенда в СССР». Приходили и за папой, но не застали дома (подробности в моей книге «Белая горячка»). И многие годы папа ничего о них не слышал.
В 59-м году он с Мироновой и Менакером приехал на гастроли в Берлин. И первым, кого он встретил в кабинете директора Берлинской филармонии, был ее директор Хельмут Домериус. Хельмут бросился к папе, но папа остановил его суровым жестом:
– Стоп!
И после паузы:
– Ты уже распустил свою организацию?
Реприза имела успех.
2
Году эдак в 47-м, 7 ноября, в 7 часов, в квартире известного конферансье с дореволюционным стажем Михаила Наумовича Гаркави раздался телефонный звонок… Михаил Наумович славился своим необъятным телом, импровизаторским талантом и бессмысленной любовью к вранью. Другой конферансье с дореволюционным стажем Александр Абрамович Менделевич говорил про него: «Если Мишка сказал „Здрасьте“, это тоже еще нужно проверить». Причем он свято верил во все, что он соврал. С моим папой, несмотря на разницу в возрасте, они очень дружили. Теперь, после преамбулы, вернемся к началу.
Итак. Году эдак в 47-м, 7 ноября, в 7 часов, в день 30-й годовщины Великой Октябрьской революции в квартире известного конферансье с дореволюционным стажем Михаила Наумовича Гаркави раздался телефонный звонок… Сонный Гаркави снял трубку.
Звонил папа:
– Мишка, я тут слушал радио. Оказывается, ты не один брал Зимний дворец…
Реприза имела успех.
3
Году эдак в 63–64-м папа имел себе гастроль в городе Одессе. С таким себе ничего певуном из Югославии Джордже Марьяновичем. И гастроль эта проходила в Летнем театре, что на Дерибасовской, напротив хотела с революционно-спортивным названием «Спартак», который нас совершенно не интересует, но рядом было заведение с подачей изумительно-жареной ставридки, которую папа очень. И вот он ест себе в заведении ставридку, получает удовольствие и весь из себя хорош поздней красотой творчески интеллигентного джентльмена из отсюда, но уже не совсем. Он стоит себе с жареной ставридкой на вилке в шевиотовом костюме, крахмальной рубашке, вызывающе-малиновой «гаврилке» и с красной розой в петлице. Как память о чехословацкой певице Гелене Лоубаловой, которая «красную розочку, красную розочку я тьебе дарью» и дарьила эту самую красную розочку папе. Ай-ай-ай, как это было хорошо… Сад Эрмитаж, эстрадный театр, московский бомонд… Чтобы вы знали, в Москве тоже был бомонд. Конечно, не тот бомонд, что в Одессе, но и не та пародия на него, что в Питере…
И вот папа отъел свою ставридку и постольку, поскольку до концерта было еще время,
то он отправился к улице Советской Армии – посидеть в сквере. А в этом сквере было гнездовье футбольных фанатов. Которые как раз об это время обсуждали сравнительные достоинства одесского «Черноморца» и сборной Бразилии. И вот папа попал в самый разгар сравнения. И стоял, и слушал, и получал удовольствие. От того, что он среди людей с весьма интересным миром. А главное, от жареной ставридки, которая жила в нем и несла своей угасающей жизнью маленькое тихое счастье. Возможно, он даже о чем-то говорил с этой жареной ставридкой, этого я сказать не могу, потому что впечатления об этом вечере с сорванным концертом, потерянной вызывающе-малиновой «гаврилкой» и втоптанной в… ну, во что-то красной розочкой несколько смешались. Потому что в разгар счастья его (папу) из этого счастья выдернул преклонных лет джентльмен в соломенном канотье вопросом: «Ну, а вы, товарищ, имеете что сказать по этому поводу?»
Товарищ (папа) не имел что сказать, но промолчать было бы невежливо, поэтому он на
вопрос преклонных лет джентльмена в соломенном канотье традиционно для Одессы ответил вопросом:
– А во что они играли?
Реприза имела успех.
4
Году эдак в 55–57-м папа вел концерт в ЦДРИ. Площадка престижная, публика более, чем в среднем, интеллигентная, артисты – при званиях… И только папа просто интеллигентный и без звания. Он говорит какое-то вступительное слово и объявляет:
– Народный артист СССР Давид Ойстрах!
Аплодисменты. И вдруг вопрос из зала:
– Еврей?
Тишина. Папа:
– Еврей.
В зале легкое недоумение: как это дядя Федя не отбрил антисемита?..
– Народная артистка РСФСР Елизавета Ауэрбах!
Аплодисменты… Вопрос:
– Еврейка?
Тишина. Папа:
– Еврейка.
В зале уже недовольный гул…
– А сейчас – народный артист Российской Федерации балалаечник Михаил Рожков!
И через вздох:
– Вопросы будут?
Реприза имела успех.
(Продолжение следует)